Если ваш пожилой папа или мама идут на прием к онкологу, и если речь идет о впервые выявленном онкологическом заболевании, планировании обследования и лечения, пожалуйста, ходите с вашими родителями вместе.
Везде. Ко всем врачам, на все обследования. То же самое касается ваших мужей и жен, если вам уже не 20–30 лет, и если в вашей семье существует доверие и понимание.
Для человека, особенно пожилой женщины и мужчины среднего возраста (не знаю почему, но молодые женщины и мужчины старше 70 лет лучше адаптируются к опасностям) первое осознание онкологического заболевания — это стресс, сильный стресс. Это понимание угрозы жизни, а порой и преувеличение этой угрозы.
У многих людей, особенно пожилых, сложилось за их жизнь представление, что онкологическое заболевание — это смертельный приговор. Эти люди уже потеряли часть своих друзей и родственников, умерших от онкологических заболеваний, и теперь эта опасность пришла и к ним.
Что делает человек, когда считает, что ему говорят, что он смертельно болен?
Первая реакция, и порой единственная, на которую он способен, это отрицание. Причем отрицание — не очень правильное слово. Я бы назвал эту реакцию скорее отторжением. Отторжением идеи собственной болезни и собственной конечности. Отторжением самой необходимости вникнуть в эту новость, а тем более начать принимать какие-то важные решения. Решения, которые именно сейчас могут спасти жизнь, если их принять.
Человек порой настолько все отторгает, что он даже не слышит слов врача и не в состоянии их понять. Это такая тотальная реакция: отторжение всего, что связано с необходимостью принять болезнь.
Человек в этой ситуации порой фактически недееспособен, дезориентирован и не может понимать то, что говорит врач, и принимать верные решения. Пройдет некоторое время, и он адаптируется. Примет заболевание, начнет злиться, начнет действовать, в общем, войдет в нормальное русло борьбы с болезнью. Но на первом, самом раннем этапе, он не всегда способен. А этот этап, инициальный этап обследования и планирования лечения — самый важный.
Недавно ко мне приходила на прием пожилая женщина. На коже голени крупная, запущенная меланома, предположительно, стадии Т4 — когда опухоль, по всей видимости, проросла в кровеносные сосуды и отдельные органы. Ранее женщина уже была у онколога, онколог тот ей поставил диагноз и выдал план дообследования и лечения. Дочь рекомендовала обратиться ко мне, чтобы я посмотрел.
Зачем женщина ко мне пришла? По сути, в надежде, что я опровергну диагноз. Скажу, что все нормально. Это очень хорошо читалось.
Но, увы, я согласен с диагнозом предыдущего онколога. И я не могу ни скрыть диагноз — это противозаконно, — ни преуменьшить его серьезность. Да и знает она и так, что это серьезный диагноз.
И я с ней общаюсь, описываю ей необходимые действия, и вижу, что она просто не воспринимает, что я говорю. Многократно переспрашивает, есть ли надежда, и на слова, что надежда таки да, есть, что есть немало шансов, что после хирургического лечения все будет хорошо, задает этот вопрос о надежде снова и снова.
И снова и снова, на мой ответ: «Да, надежда есть, и эта надежда связана с необходимостью хирургического лечения», — перезагружается, говорит, что надежды нет, спрашивает, можно ли лечиться травами… И снова — есть ли надежда, и так по кругу.
И вот тут бы мне ее дочь. Или мужа. Или еще какого-то родственника. Который, хоть и будет тоже в стрессе, но гораздо менее выраженном, и в котором программа отрицания новости не будет загружена. Потому как мне надо многое объяснить и надо, чтобы поняли. Того, что не напишешь ни в каком заключении, только словами объяснишь. А некому, просто некому. Пациентка сейчас не в состоянии воспринимать, а человека, который ей близок и который возьмет на ближайшее время на себя ответственность, нет.
Я постарался объяснить пациентке: важно, чтобы кто-то из ее детей дальше ходил по врачам с ней.
Принимал участие в обследовании и посещении врачей в ее городе, взял все под свой контроль. У нее их двое, и я надеюсь, что они все-таки сейчас сориентируются, что их участие необходимо. Возьмут отпуска. Да, мы все работаем, это все понятно, но рано или поздно настает момент, когда надо взять отпуск. Не для себя, не для отдыха. Для дела, на которое у вас совсем, быть может, немного осталось времени.
То же самое с мужчинами средних лет. Вам кажется, что ваш отец/муж — сильный мужчина в расцвете лет? Что он руководитель предприятия, бизнесмен, волевой мужчина, хороший организатор, профессионал? Что он привык принимать важные решения, обеспечивать достаток и безопасность семьи, и уж с какими-то рутинными клиническими мероприятиями справится?
Не заблуждайтесь. Я не психолог, и не смогу хорошо объяснить, но вот именно эта категория волевых мужчин, хороших организаторов и профессионалов — весьма рискованная с точки зрения дезадаптации перед собственной болезнью. Может быть, потому, что они не привыкли и не умеют болеть. Может быть, потому, что привыкли к разграничению полномочий и делегированию заботы о здоровье своим женам, может, все вместе.
И да, им тоже нужен человек, который будет с ними, как с детьми, ходить за ручку по врачам, водить на обследования, успокаивать и слушать, слушать, слушать то, что говорят врачи, ориентироваться в происходящем, читать интернет и дополнительную литературу. Тот, кто возьмет на себя ответственность. Хотя бы на первое время.
Вы в это все просто поверьте, поймете потом.
Блог Игоря Синельникова в ЖЖ.